Чую, что все немецкие классики - это порция хорошей драмы с подоплёкой мыльной оперы, ещё хуже чем у Шекспира (не в обиду будет сказано). Сидишь ты значит в 21 веке, и читаешь Эпоху Просвещения - Канта ты уже пролетел взглядом, и решил, что уж лучше читать Ньютона на ночь, посему гордо лежишь с Лессингом в руке, с чашкой чая, карандашом, бумажкой - всё как положено. После "Мудрого Натана" тебя трясёт от смеха - Реха и церковный служитель, спасший её из огня, и соответственно пожизненно в неё влюблённый - брат и сестра, их отец - Ассад - брат султана Саладина (у сестры султана - Зитты - гарем - вот оно, просвещённое время!), который всё же не мог воздержать себя от хорошеньких (так и написано!) христианок (скажем, что католичек). Ну и тут же маммуки, которые приходят к султану, сообщить, что караван из Египта прибыл, и султан предлагает ему кошелёк с золотом, но этот отклоняет, и кланяясь говорит: "Лучше я возьму три." Патриарх помимо подкупных действий произносит одну фразу на протяжении действия полных четыре раза "Сжечь еврея!", священник поёт под пальмами, Натан дурачит Саладина притчей о трёх кольцах, свою же приёмную дочь (которую опять-таки любит безмерно) - окрестовывает "простодушной и недалёкой"; грозный султан помиловывает церковного служителя, из-за того, что тот так напоминает ему себя в молодости, Реха называет свою гувернантку "хорошая моя, злющая Дая!", бывший служащий Саладина - Аль-Хафи - даёт султану денег взаймы, весь сюрреализм обрывается абсурдным концом в лучших традициях "я пытался писать драму, но публике не понравилось" - все обнимаются, падают друг пред другом на колени, и Натан разве что не говорит "ну а теперь ребята, кишен тохас, и здоровья, я поехал в Вавилон." (Самым последним штрихом было бы внезапное появление гневного патриарха, взмыленного от бега, оставленного мулами с дубовым крестом в руке, и выкриком "все вы атеисты, дети мои, и прощения вам не будет пока вы не дадите мне тысячу золотых.")

И главное - никого не швыряет в обморок - все счастливы и довольны, хоть и готовы накостылять друг другу в любую минуту.

Мама пела маленькому Готхольду Эфраиму на ночь: Baby, you're the fool to cry.

Ненавижу весну - за то, что она постоянно оставляет во рту ощущение пыли, и недостигнутого абсолютизма. Мистическое время года так сильно пугает меня, что каждый день хочется лечь под кровать, растянуться в полный рост и сделать вид, что убежище надёжно. Удивительно, что ассоциативное "влюбиться" имеет право сочетаться с метровой грязью и коричневой жижжей на дорогах, будто бы весна - время надежды на прозрачное будущее, но только не для тех, кто каждое утро ползёт по ледяному насту, опасаясь очередной снежной лавины, которая целится всегда мимо, а попадает - прямо.

Прощённое воскресенье можно заменить на "День Восстановления Отношений" - весь год я веду регистр уродских поступков, которые бьют куда ниже пояса, а в ДВО клиенты рассчитываются - деньгами, икрой, турецкими сладостями. И не надо приплетать сюда Бога. "Прости меня, а не то иди куда подальше" - чем не рекламный слоган российского великодушия или всех уверующих в католицизм? Лучше бы ты поставил свечку за упокой - и никто не будет тебя беспокоить, вот именно, что никто.

Нация бесконечного нытья.
На улице мерзкие плюс 17, и с масленицей я уже пролетела - европейские блины сухи также, как европейские личности.

5 часов и ты дома. Открываешь знакомую дверь, солнце лепит блики один за другим на зелёную дверь с облупившимся лаком, заходишь в коридор, скидываешь сумку с плеча - на сегодня никаких больше разборок. Сонечка затискала меня до смерти, я в самой лучшей физической форме за все годы моей жизни, всё так смешалось, что теперь период опять разбирать.
Впрочем я вернулась не так, но и не совсем как-то по-другому -
вернулась в другой дом. Чужой ли?
Весна. Ведекинд. Птички поют до часу смерти.

Girlfremd

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра